Марина Влади в составе группы этого Общества встречается с Л.Брежневым в Советском посольстве в Париже. Генсек к Мари­не отнесся очень благосклонно, рассказал ей, как правильно пить водку, чтобы получать от нее максимальное удовольствие, и сфото­графировался с приглашенными на прием. Эта встреча и фотогра­фия, опубликованная во французской прессе, потом сыграют свою роль в упрощении процедуры получения виз и для Марины, и для Высоцкого.

И не только в получении виз. Сохранился забавный доку­мент — письмо помощнику Генерального секретаря Андрею Алек­сандрову от Марины Влади с просьбой отремонтировать «мерседес» ее мужа Владимира Высоцкого. И в конце — по тогдашним канонам: «С уважением и надеждой на новые встречи, с громадным приве­том и наилучшими пожеланиями здоровья в деятельности на бла­го мира Леониду Ильичу Брежневу». На таком уровне приходилось решать вопросы ремонта «мерседесов» в те годы.

До «мерседеса» еще далеко, а пока Марина приезжает из Пари­жа на новеньком «Рено-16». Марине эта машина досталась по сим­волической процентной стоимости от фирмы «Рено», на фоне про­дукции которой она снялась в рекламном ролике. В том году это был очень престижный автомобиль. Страстному коллекционеру инома­рок Генсеку ЦК КПСС Л.Брежневу «Рено-16» от имени французско­го народа подарил президент Франции Ж.Помпиду.

«Когда появился «Рено-16», — рассказывает Г.Баснер, — Володя жаловался:

"Герман, что мне делать? Ты всех в ГУВД знаешь, как бы достать какую-нибудь бумагу? Ведь за сто километров от Москвы уже не выпускают. Из-за иностранных номеров останавливают и все! Я им говорю: «Вот мои документы. Я Владимир Семенович Вы­соцкий. Если вы меня не знаете... Не знаете? Но я же гражданин Со­ветского Союза! У меня есть доверенность, это машина жены...» — «Все равно, с такими номерами не имеем права выпускать»". <...>

Я, помню, обращался к заместителю начальника ГУВД — дали ему какую-то бумагу».

Осенью этого года Высоцкий принимает участие в радиоспек­такле «За Быстрянским лесом» по роману В.Шукшина «Любавины». У Высоцкого в спектакле роль Кондрата, старшего сына зажиточно­го крестьянина Емельяна Любавина. Критика оценила эту поста­новку как неудачную.

В начале ноября 71-го года Любимов поручил Высоцкому со­чинить приветствие к 50-летию Театра Вахтангова. Предупредил: будет транслироваться по телевидению на всю страну. Таганцы — в основном, дети Вахтанговской школы, оттуда на «Таганку» вме­сте с выпускниками школы пришел «Добрый человек из Сезуана». Вот об этом и написал Высоцкий в своем стихотворном приветст­вии. Однако юбилей, состоявшийся 13 ноября, прошел без участия таганцев. Приветствие запретил министр культуры РСФСР Кузне­цов, а главный режиссер Театра Вахтангова Е.Симонов его не от­стоял. Высоцкий не расстроился, некогда было — предстояла пре­мьера «Гамлета».

«ГАМЛЕТ»

Артист, которому выпало счастье играть Гамлета, может с уве­ренностью считать, что ему была предоставлена возможность сыг­рать свою коронную роль в самой лучшей пьесе всех времен. Гам­лет — мечта каждого молодого актера, которая, однако, очень редко сбывается. Тот миг, когда Высоцкий получил эту роль, был звездным в биографии и актера, и Театра на Таганке. Актер радовался и гор­дился тем, что сыграл Гамлета именно в том возрасте, который оп­ределен у Шекспира, и в течение 10 лет он был единственным испол­нителем этой роли. Над Гамлетом он работал как одержимый, ста­вил на эту роль очень многое — и личное тоже. Он все время что-то менял в игре, т. к. менялся и сам. Гамлет для Высоцкого — больше, чем просто роль, как и многие песни — нечто большее, чем просто песни. Это была жизнь наперегонки со временем.

Этот спектакль видели зрители Москвы и Ленинграда, Минска и Тбилиси, городов Болгарии, Югославии, Венгрии, Франции, Поль­ши. Эта роль была сыграна 218 раз. В 1976 году спектакль получил первую премию на 10-м юбилейном Белградском интернациональ­ном фестивале (БИТЕФ), в 1977 году во Франции ему была присуж­дена высшая премия французской критики как лучшему иностран­ному спектаклю года, а в 1980 году — первая премия на 2-м между­народном фестивале «Варшавские встречи». Это была последняя роль, которую Высоцкий играл перед смертью...

Премьера состоялась 29 ноября 1971 года.

Более полутора лет мучительной работы, с почти каждоднев­ными шестичасовыми репетициями. Перед Любимовым и труппой стояли вопросы — как поставить спектакль? как сделать его совре­менным? как сделать его непохожим ни на один «Гамлет», постав­ленный до сих пор?

Поставили спектакль, и возник новый вопрос — а как его при­мет зритель?

Ни об одном таганском спектакле не было так много написа­но рецензий и статей, как об этом. И все написанное о Гамлете Вы­соцкого превышает объем публикаций об актере до и после этого спектакля. Хвалили и ругали, удивлялись и восхищались, но все­ми было признано, что «Гамлет» на «Таганке» — значительное яв­ление в театральном искусстве страны, а возможно, и в мировом театральном искусстве.

Прежде всего отмечалось новаторство постановщиков Люби­мова и Боровского. Они поставили перед собой задачу максималь­но сократить расстояние между шекспировским творением и со­временным зрителем. Поэтому в первой сцене спектакля Шекспи­ра нет, нет и Гамлета. Есть Высоцкий с гитарой, декламирующий стихотворение Б.Пастернака «Гамлет» из еще полузапретного ро­мана «Доктор Живаго».

Это еще не спектакль. Это эпиграф к нему... Зритель, входящий в зал, видит перед собой оголенную сцену. Она погружена в сумрак. На задней кирпичной стене с железными скобами висят военные доспехи — перчатки, шпаги. На авансцене — открытая могила со свежей, настоящей землей. В нее воткнут меч. На эфесе — небреж­но брошенные траурные повязки... Сбоку — занавес...

В глубине сцены, прислонившись к стене, незаметный пона­чалу, сидит человек, одетый в черный свитер и джинсы, ничем не отличающийся от зрителей по внешнему облику и, казалось, про­сто забредший сюда прямо с Таганской площади. В руках у него ги­тара, он тихо перебирает струны, прислушивается к извлекаемым звукам, что-то напевает... Кричит, возвещая зарю, натуральный пе­тух в верхнем, левом от зрителя окне сцены. Выходят могильщи­ки с лопатами, подходят к могиле на авансцене, роют землю и за­капывают в нее череп. Потом выходят актеры, одетые в шерстяные свитера того же, что и занавес, серо-бежевого цвета, и надевают на себя траурные повязки, которые снимают с меча: в Дании траур — умер старый король Гамлет. Актеры расходятся по своим местам. В этой напряженной тишине молодой человек у стены поднимает­ся и медленно, усталым шагом идет к могиле, останавливается на краю... В свете яркого луча зрители видят Высоцкого, который хри­плым голосом, страстно и сосредоточенно, с горьким ожесточени­ем поет (скорее, декламирует) под аккомпанемент гитары

Пастер­

наков ские стихи:

«Жизнь прожить»

в Эльсиноре — значит жить у опасной черты: здесь легко дать себя убить и еще легче самому стать убийцей. Зри­телю сразу сообщают итог трагедии, а потом разворачивают путь к нему. Высоцкий отбросит гитару, чтобы стать принцем Датским. Но начинает он с современного поэта и с самого себя. Такое соединение Шекспира, Пастернака и актера-поэта оказывается удивительным — перед зрителем предстает герой, чьи мысли, слова, поступки не из отдаленной классики, а по-человечески понятны сидящим в зале —

«Я ловлю в далеком отголоске, что случится на моем веку».

Это со­четание — Высоцкий и гитара — в «Гамлете» для зрителей, мыслив­ших «академически», было кощунством. Но для тех, кто жил совре­менностью, спектакль и образ героя сразу обретали определенность. Это

наш

Гамлет, человек

нашего

времени.