Из Парижа позвонил Василий Аксенов: «Мы молились за Володю в церкви Сан Сульпис...» Только три дня назад Аксенов с семьей, казалось, навсегда уехал из Москвы — осуществилась давнишняя его мечта («Я не политического убежища ищу, а климатического...»), и «МетрОполь» стал удобным трамплином для этого.
Не навсегда из Москвы, а только на отдых в Пицунду уехал Вознесенский. На похороны он не приехал — прислал телеграмму...
В этот день Булат Окуджава с женой Ольгой были «гостями капитана» на «Грузии». Это была та же каюта-люкс, в которой много раз путешествовали Высоцкий и Влади.
Ольга: «И как раз посредине нашего плаванья вечером мы хорошо попировали, а утром пришел Гарагуля. На нем лица не было. Он едва мог говорить — и мы узнали о смерти Володи. Стало страшно... Булата это очень сильно тряхануло. Это была для нас смерть действительно родного человека».
И.Бортник пришел к Высоцкому утром 25-го и не выходил из квартиры до похорон. Все это время он был на грани истерики.
И.Бортник: «Три ночи я провел в квартире Володи. Мне вдруг почему-то пришла в голову мысль позвать знакомого священника. Стал звонить. Так Семен Владимирович, отец Володи, закричал на меня: "Прекрати! Я коммунист, никаких священников здесь не будет!"»
Пришел проститься Д.Карапетян: «Володя лежал в комнате, на диване, рядом с ним — пачка фотографий, каждый мог взять. Два дня, вплоть до похорон, я не выходил из его квартиры».
Ю.Любимов уезжает в театр готовиться к похоронам...
Был заказан некролог в «Советской культуре». В то время существовал определенный порядок опубликования некролога — текст должен поступить в редакцию либо по ТАСС, либо в официальном конверте из Министерства культуры или Госкино... Этого не было. Тогда внутри редакции созрело предложение обратиться к коллегам Высоцкого, чтобы они составили «Слово товарищей». В театре стали готовить текст «Слова...»:
«Из Театра на Таганке навсегда ушел необыкновенно одаренный человек — Владимир ВЫСОЦКИЙ.
Он был многогранным талантом. Природа щедро наградила его даром поэта, артиста, певца.
Миллионы людей любили его песни, помогающие им жить тем, что выражали свое время. Искусство его находило отклик у огромной аудитории самых разных людей. Лучшие наши поэты видели в нем своего коллегу. На сцене он играл Шекспира, Пушкина, Достоевского, Чехова, Пастернака, Есенина. Судьба свела его с прекрасными людьми, в их среде его талант становился мудрее, многограннее, добрее. Его неукротимый темперамент покорял людей не только со сцены его родного театра, а также через бесконечные пленки, которые переписывали тысячи людей. Он был подлинным народным артистом, его неукротимый характер ничего и никогда не оставлял про запас для себя. И, наверное, так рано остановилось его сердце. Как щедро одарила его природа, и как не щедро, жесточайше скупо отпустило ему дней на Земле.
Жизнь художника исчисляется не очевидной длиной, но объемом ее значения. Он пропел много печального о времени и о себе, и он также награждал нас мужеством и желанием жить.
Группа товарищей».
Но главный редактор категорически воспротивился: если официального некролога нет, значит, неспроста, да и не имеет умерший никаких званий и наград — не народный он и не заслуженный.
Все дни до похорон (25, 26, 27 июля) у Театра на Таганке стихийный траурный митинг... В окне-витрине возле кассы был выставлен портрет Высоцкого с извещением о его смерти, а также сообщение о том, что доступ к телу будет открыт в понедельник 28 числа, с 10 часов утра.
Его смерть перестала быть только пугающим слухом, казалось, и на этот раз благополучно опровергаемым. В окне рядом с портретом появилась надпись: «В это трудно поверить, об этом страшно подумать».
Перед портретом толпа, тихие разговоры, весь подоконник и весь тротуар перед ним был усыпан букетами, на подоконнике горели свечи. Крутили магнитофонные записи с его песнями, читали и клали рядом с цветами стихи, посвященные ему, переписывали стихи самого Высоцкого. Днем июльское солнце палило немилосердно, и люди зонтами укрывали цветы, чтобы не завяли.
Вечером в театре спектакль — «10 дней, которые потрясли мир».
Ю. Любимов вышел на сцену и сказал:
— У нас большое горе... Умер Высоцкий... Прошу почтить...
Зал встал...
О том, что некролога не будет, Высоцкий предвидел... Еще осенью 63-го он писал:
И хоть путь мой и длинен, и долог,
И хоть я заслужил похвалу, —
Обо мне не напишут некролог
На последней странице в углу.
Но я не жалею!
Некролога не было. Было сообщение о смерти 25 июля в правом нижнем углу четвертой страницы «Вечерней Москвы».
27-го в театре собрались все, чтобы обсудить техническую сторону похорон. После обсуждения долго не могли разойтись. Вспоминали свои последние встречи с Высоцким... Каждому казалось, что он видел что-то предвещающее смерть... Многие просто не верили в случившееся...
Л.Филатов: «Сообщение о смерти Володи не оглушило меня, потому что я... не поверил. Много ходило слухов... что Володя повесился, порезал вены, в общем — умер... все ерунда, даже на эту тему ходили шутки, что когда про артиста говорят, что он умер, это вроде к добру — долго будет жить. Поэтому и в этот раз как-то отнесся спокойно. Только когда увидел в гробу...»
Вечером в 20 часов — спектакль «Гамлет». Спектакль отменен...
Ю.Любимов: «Он должен был играть 27-го, когда мы отменили спектакль, и никто не вернул билеты. Ни один человек. И, по-моему, даже деньги никто не потребовал...»
Почти всю ночь А.Шнитке и Ю.Любимов монтировали сопровождающую фонограмму для панихиды. Предполагалась трансляция фонограммы через колонки на улицу, но это власти запретили.
А на сцене друг Высоцкого, талантливый и молчаливый художник Давид Боровский, строил последнюю декорацию для последнего появления актера на сцене...
Еще с вечера у театра стали собираться люди. Но в час ночи их разогнали поливальными машинами, которые готовили Таганскую площадь к скорбному и жаркому дню прощания... За «поливалками» везли металлические заграждения, перегородили всю Верхне-Радищевскую...
К ночи прибавилось народу на улице перед домом. С балкона восьмого этажа были видны обращенные вверх лица. Весь подъезд был усыпан цветами, горели свечи. Люди стояли всю ночь 25-го и последующие ночи до похорон. Плакали все. Не стесняясь. Как по родному...
МАРИНА
Поздно ночью прилетела Марина Влади вместе с сыном — Петром. В Шереметьево ее встречали В.Янклович и Б.Серуш. Завели в комнату, где лежал Высоцкий. И тактично оставили одну...
И в горе, и в радости поведение большинства людей одинаково, но многое в словах и действиях Влади в дни прощания для окружающих было странным. Не соответствовало действительности и описание событий этих дней в книге воспоминаний Влади.
М.Влади: «Это такой шок, такой ужас, что я могу сказать, что все эти дни я была как бы не в себе... Как будто я снималась в кино... как будто не я... как будто не он лежал, не я стояла тут...»
Дмитрий Чижков: «...Я как фотограф имел возможность, не привлекая к себе внимания, рассмотреть Маринино лицо, попытаться представить себе ее душевное состояние. И неожиданно я понял, что эта женщина, оказавшаяся в сложнейшей и драматической ситуации, совсем не растеряна. В безмерном своем горе она предельно собрана, сосредоточена, словно уже приняла какие-то глубоко продуманные, может быть пока скрываемые от посторонних решения — как же ей жить дальше...»
26 июля художник Юрий Васильевич Васильев вместе со своим сыном Михаилом, студентом Строгановского училища, по просьбе Ю.Любимова снимает посмертную маску Владимира Высоцкого. Васильев был хорошо знаком с Высоцким. Он был художником спектаклей «Павшие и живые» и «Пугачев», был знаком со скорбным ремеслом создания посмертных портретов. В свое время он делал посмертную маску турецкого поэта Назыма Хикмета...