Категоричное отрицание Любимовым чужого, даже антипатичного ему спектакля не помешало «Вишневому саду» занять свое достойное место в репертуаре театра до смерти Высоцкого, единственного исполнителя роли Лопахина. В 1984 году А.Эфрос вновь восстановит этот спектакль.
Многие актеры, привыкшие играть совсем в другой, любимовской эстетике, так и не взяли рисунок Эфроса. Но Эфрос и не настаивал: «выше себя они все равно не прыгнут». Для него главными были — Высоцкий-Лопахин, Демидова-Раневская, Золотухин-Трофимов... А эти актеры понимали, что работать с Эфросом — счастливое и тяжелое испытание профессионализма. Им хотелось попробовать себя в нормальной драматургии, в эстетике системы Станиславского, в которой был очень силен Эфрос. И это испытание они выдержали с честью. Другие — В.Шаповалов, В.Смехов, Л.Филатов, не приглашенные Эфросом в спектакль, — через девять лет жестоко отомстят режиссеру за эту обиду.
Спектакль сделали очень быстро — 30 июня состоялась премьера. Волнение режиссера и актеров с лихвой окупилось аплодисментами зрителей. Спектакль зрителю понравился. Любимов на премьеру не пришел...
От спектакля к спектаклю Демидова играла Раневскую одинаково вдохновенно и абсолютно точно, не нарушая сложной конструкции роли. И совершенно по-другому играл Высоцкий, который всякий раз менял интонации. А иногда даже позволял себе и несколько видоизменять классический текст роли, либо переставляя, либо подменяя отдельные слова. Он играл Лопахина так, как пел собственные песни — не одинаково: по-разному одна и та же его музыкальная новелла звучала на концерте и в записи, со сцены и с экрана.
К чеховскому монологу Высоцкий отнесся как к своего рода песне, подчинив его особому ритму, своей мелодии — и протяжной, и хрипловато-резкой. Чеховская проза разбивалась на стихотворные строфы, и он не просто произносил текст пьесы, он декламировал Чехова. Ничего не прибавляя к словам роли, Высоцкий произносил их так, словно становился не только исполнителем, но и соавтором:
Ах-х-х, Ермолай,
битый, малограмотный
Ерм-м-олай,
который зимой
бос-с-иком бегал-л-л...
Я купил имение,
где дед и отец
были рабами,
где их-х не пускали
даже в кух-х-ню...
Эй, музыканты, играйте,
я ж-желаю вас слушать!
Приходите все смотреть,
как Ер-р-молай Лопахин
хватит-т топором
по виш-шневому сад-ду...
Настроим мы дач-ч,
и наш-ш-и внуки и правнуки
увидят здесь
н-н-новую жизнь...
Музыка, иг-г-грай!
Театральный критик А.Гершкович в своей статье «В роли Лопахина», опубликованной в газете «Новое русское слово» (США) 25 июля 1990 года, метко назвал этот речитатив «песней Высоцкого на слова Чехова».
А.Демидова: «Монолог Лопахина в третьем акте «Я купил...» исполнялся Высоцким на самом высоком трагическом уровне его песен. Этот монолог был для него песней. И иногда он даже какие-то слова действительно почти пел: тянул-тянул свои согласные на хрипе, а потом вдруг резко обрывал. А как он исступленно плясал в этом монологе! Как прыгал за веткой цветущей вишни, пытаясь сорвать, на авансцене! ...Как легко играть после монолога Лопахина-Высоцкого в 3-м акте! Подхватывай его ноту — и все».
На одном из вечеров, посвященном памяти Высоцкого, драматург Александр Володин сказал: «Я никогда не понимал Лопахина. Ну что Лопахин? Купец. Губит этих интеллигентных, хороших, утонченных, милых людей, покупает, скупает. Ему все равно — все под топор. А в «Вишневом саде» на «Таганке» я впервые понял простую-препростую вещь, почему он что-то тянет, не женится на Варе. Почему? А потому, что он любит Раневскую. Он любит ее. И в нем это было всегда видно... Он был самый положительный персонаж в этом спектакле».
После Гамлета Высоцкий больше всего ценил роль Лопахина. В его воплощении это был энергичный, широкий характер, не похожий на привычных бородатых купцов А.Островского или М.Горького. Он играл современного делового человека, полного сил и желания шагать в ногу с веком. А.Демидова вспоминает: «Как замирал зал, когда Высоцкий-Лопахин подходил в авансцене и тихо говорил:
"Иной раз, когда не спится, я думаю: Господи, ты дал нам громадные леса, необъятные поля, глубочайшие горизонты, и, живя тут, мы сами должны бы по-настоящему быть великанами"».
И еще одно следствие этого спектакля: было развеяно мнение о том, что «Таганка» — театр режиссерский, тоталитарный, что актеры там плохие. Эфрос одним спектаклем показал всем экстракласс таганских актеров.
Категорически не понравился Лопахин Высоцкого В.Золотухину: «Мне не казалось и не кажется роль Лопахина удачной. Если брать подмостки «Таганки», то в ряду его ролей для меня она станет на последнее место. Я смотрел на него с восхищением всегда, что бы он ни творил, но мой актерский эгоизм и подсознательная трезвость фиксировали фальшь и неискренность исполнения. А уж знаменитый монолог:
«Кто купил?.. — Я купил...»
— и вовсе шел в каком-то неорганизованном крике и в нелепых, зажатых, отнюдь не напоминающих ни одного знакомого пьяного движения. Странно: пьяного он играть не умел. Его тело безбожно фальшивило, особенно выдавали его ноги... И уж кто был неровен в исполнении, так это Владимир... в Лопахине, могу дать голову на заклание, ему не хватало Любимова, его узды и остроты предельной, а не беспомощного метания от портала к порталу......Режиссер-постановщик растрезвонил об его игре по миру, ему доступному. Пленка с голосом В.Высоцкого, исполняющего Лопахина, кочует из театра Японии в театр Хельсинки и т. д. Голос сам по себе, что бы он ни произносил, обладает потрясающей силой, всепроникающей убедительностью и магией».
У каждого Моцарта — свой Сальери. Он талантлив, но не Моцарт... Ведь до Эфроса режиссеры, повинуясь принципам социалистического реализма, идеализировали Петю Трофимова, которого играл Золотухин. Эфрос же показал 30-летнего вечного студента таким, каким он был на самом деле — дурачком-идеалистом, не имеющим ни знания жизни, ни порядочного образования, для самоутверждения режущий правду-матку всем прямо в глаза... Герой Золотухина простодушен, нелеп. Над ним смеется не только Лопахин, но и Раневская. Конечно же, обидно видеть себя таким на фоне мощной игры Высоцкого в роли сильной личности Лопахина.
Каждый имеет право на свое мнение, но мнение В.Золотухина теперь определялось его несостоявшимся Гамлетом. Ему все меньше и меньше нравилось все, что и как делал Высоцкий. Если и была какая-то близость по духу года три — четыре назад, то теперь они становились все дальше и дальше друг от друга. Это свое состояние Золотухин назовет «белой завистью»...
В середине июля бывший друг юности по Большому Каретному — в то время зам. директора Театра на Таганке — Яков Безродный организует выступления Высоцкого и Дыховичного в Кременчуге. Всего запланировали десять концертов. В городе развесили афиши. Полный аншлаг — десять тысяч билетов были проданы моментально. Билеты распространяли через комитеты комсомола предприятий, учебных заведений, строек и т. д. Было множество заявок от горкомов комсомола других городов Украины (Харьков, Киев, Донецк, Полтава). Пятьдесят билетов просил зарезервировать для себя ЦК комсомола Украины.
Однако «желторотые» комсомольцы не понимали, какое «тлетворное» влияние может оказать полулегальное творчество московского артиста на молодежь. Местные идеологи от КПСС проявили бдительность, и все десять выступлений были отменены за час до начала первого концерта...
БОЛГАРИЯ-75
Этот год ознаменовался первыми гастролями Театра на Таганке за границей. Приглашение из Болгарии было получено еще в прошлом году, однако в то время решение такого вопроса зависело от очень высоких инстанций. Наконец все бюрократические препоны были преодолены, все огорчения от столь длительного ожидания утонули в радостном факте: «Таганка» отправилась в зарубежные гастроли, и первой остановкой на этом пути стала Болгария. Амбиции (а порой и грубость) Любимова были всегда значительны, и его слова: «Курица не птица, Болгария не заграница» — были обидны для хозяев.