Чувствуя свою вину в случившейся аварии, Высоцкий решает дать концерт, чтобы оплатить ремонт машины. В профкоме самой большой шахты «Бутовская Глубокая» договорились о двух концертах: один бесплатный — для утренней шахтерской смены, другой платный — во Дворце культуры, для всех желающих. Весь чистый сбор от концерта предполагалось пустить на ремонт машины, бензин и мешок белгородских яблок для Аркаши и Никиты.
Ну, как не воспользоваться возможностью побывать в
«преисподней»,
и Высоцкий уговорил начальство шахты спустить его в забой. Побывав на глубине 1012 метров, где через пять минут друзья задыхались от нехватки воздуха, и увидев работу шахтеров, Высоцкий сказал:«Теперь я песню «Черное золото» немножечко по-другому написал бы».
На следующее утро Высоцкий пел в помещении нарядной, прямо на шахте. Горняки опускались в забой под песню:
Любой из нас — ну чем не чародей:
Из преисподни наверх уголь мечем,
Мы топливо отнимем у чертей —
Свои котлы топить им будет нечем!
Растроганные слушатели подарили артисту шахтерские каску и фонарь.
А в это время группа умельцев занималась косметическим ремонтом злополучного «Москвича».
На следующее утро на служебной «Волге» директора шахты путешественники отправились в Гуляйполе. Нашли по адресу двух племянниц Махно. Двоюродные сестры рассказали, что помнили о своем легендарном родственнике, показали фотографии, письма...
...Вечерний концерт в Доме культуры прошел успешно.
До Москвы доехали без приключений, и там Высоцкий сразу же пристроил машину Давида на станцию техобслуживания — по блату, через знакомого замминистра. Но министерский блат не очень-то помог: мастера дали понять, что по госрасценкам они стараться не будут. И запросили грабительскую сумму — триста рублей. Узнав об этом, Высоцкий на следующее же утро приехал к Карапетяну, выложил требуемые триста и, улыбаясь, сказал:
— Теперь ты видишь, кто твой единственный друг?
5
сентября состоялось распределение ролей в «Гамлете». Высоцкий будет играть Гамлета, Золотухин — Лаэрта, Демидова — Королеву, Смехов — Клавдия, Сайко — Офелию... Впереди год интересной, но и очень сложной работы. Результат — событие в театральной жизни страны и главнейшая роль в театральной судьбе Высоцкого.« СМЕРТЬ САМЫХ ЛУЧШИХ НАМЕЧАЕТ..»
Огромной потерей для компании Большого Каретного стала в этом году смерть Левона Суреновича Кочаряна.
Еще в 1965 году Кочарян задумал снять приключенческий фильм о моряках-катерниках. Фильм задумывался как экспедиция друзей, как фильм, снятый и сыгранный силами компании Большого Каретного. К работе над сценарием Кочарян привлек Артура Макарова, а чуть позднее к ним присоединился Андрей Тарковский.
С приходом Тарковского история о лихих торпедниках постепенно превратилась в рассказ о группе десантников, попавших в глубокий тыл противника. Все больше и больше увлекаясь сценарием, Тарковский порой предлагал такие трюковые эпизоды, что ставил в тупик даже Кочаряна — одного из лучших специалистов в кино по постановке трюковых сцен. «Один шанс из тысячи» должен был стать первым советским трюковым фильмом. «Это должна быть наша, советская «Великолепная семерка», — говорил Тарковский, — только не на лошадях, а на автомашинах, велосипедах, самолетах и катерах!»
При утверждении сценария директор Одесской студии Геннадий Збандут предложил Тарковскому стать еще и художественным руководителем постановки. Тот дал согласие, подписал договор, получил аванс, связав себя, таким образом, с фильмом не только материальными, но и моральными обязательствами.
В фильме снимались подруга Артура Макарова — Жанна Прохоренко, А.Солоницын, А.Свидерский, О.Савосин... Должен был сниматься и Высоцкий, но съемки «Одного шанса...» в Крыму проходили почти одновременно со съемками «Служили два товарища» в Одессе. При всем желании Высоцкому было не разорваться. Как раз в это время в Одессе на большегрузном танкере «Хулио Антонио Мелья» старшим механиком работал Олег Халимонов. При встрече Высоцкий предложил Олегу сняться в фильме Кочаряна. Так в картину попал еще один «актер» из компании Большого Каретного.
Съемки фильма затянулись вплоть до суровой зимы. Тарковский уехал, полагая, что закончить картину этой зимой не удастся и придется ее законсервировать до следующего лета. Но Кочарян не сдавался, упрямо назначал каждый день съемки. Группа выходила на катере в бушующее море, пытаясь снять «летние» сцены. В конце концов сдался и режиссер фильма. По возвращении в Одессу Кочарян почувствовал себя плохо. Диагноз потряс всех. Рак. Левой не хотел сдаваться, но врачи сказали, что медлить больше нельзя. Пришлось лечь в онкологический центр, где ему сделали операцию. Почувствовав себя лучше, он улетел в Москву, забрав с собой весь снятый материал...
В июне 1969 года на Одесской студии Макаров, Тарковский и Збандут искали выход из создавшегося положения. Тарковский сказал, что Кочарян продолжить работу не сможет, и предложил назначить нового, одесского режиссера. Директора это предложение удивило, и он напомнил Тарковскому, что тот является худруком и, пожалуй, только ему и заканчивать картину. Тарковский, обычно требовательный к другим, не предъявлял подобного к себе и наотрез отказался продолжать работу над фильмом. Больше того, сказал, что снимает свою фамилию с титров. А на следующий день в Одессу прилетел Кочарян с твердым намерением самому закончить фильм. Тарковский в тот же вечер улетел в Москву, оставив друга один на один с фильмом и болезнью...
Кочарян делал все, чтобы вырвать свой шанс. Врачи определили ему месяц жизни, а он заставил себя прожить полтора года. Он часто терял на площадке сознание, но упорно продолжал съемки, а вся группа, собравшись в кулак, помогала ему их закончить. Но сил на окончание у Левона не хватило — монтаж, досъемки провел Эдмонд Кеосаян, а чистовую перезапись выполнили звукооператор В.Курганский и оператор-постановщик В.Авлошенко, знавший все замыслы режиссера.
Левон Суренович Кочарян дожил до премьеры своего единственного фильма «Один шанс из тысячи», которая состоялась поздней осенью 1969 года в Москве в Доме кино. Тарковского на премьере не было...
Кочарян заболел раком кожи в начале 1969 года. Несколько раз он подолгу лежал в больнице. Друзья навещали его... Но Высоцкий не приходил...
Его не стало 13 сентября 1970 года. Гражданская панихида проходила 16 сентября на «Мосфильме», поминки — на Большом Каретном. Пришло много народу — все любили этого необыкновенного мужчину. Большая квартира не вместила всех, кто пришел помянуть, люди стояли даже на лестнице. Высоцкий не пришел... Ни друзья, ни вдова — Инна — не могли простить это ему. А причина была чисто психологическая — он не мог переносить вида мертвого тела любимого человека, боялся потерять ощущение живого, большого и сильного Левона.
Конечно, Высоцкий чувствовал свою вину. Он пытался объяснить себя другу Левона Эдмону Кеосаяну:
—
Ты знаешь, Кес... Я не смог прийти. Я не смог видеть Леву больного, непохожего... Лева — и сорок килограммов весу... Я не смог!
Э.Кеосаян: «Не сразу, через некоторое время, я все же понял Володю и простил. Нужно было время, чтобы понять Володю до конца... Это случилось, когда я каждое утро просыпался и говорил жене:
— Опять видел Леву во сне — больного, худого, беспомощного. Ну, хотя бы раз он мне приснился здоровым! Ну, хоть бы раз...
Вот тогда я понял и простил Володю».
Инна Александровна рассказывала, что однажды Высоцкий позвонил в день ее рождения 1 мая. Она стала говорить с ним — еще сдержанно, но уже не враждебно. Потом он спросил:
—
Можно я приеду?
— Нет, — ответила она после паузы.
«Я не знала тогда, как ему плохо! — волнуясь, рассказывала Инна Кочарян. — Я не должна была отказывать — ему был нужен