В.Золотухин: «Высоцкого в Вильнюсе не пустили в ночной бар. «Тем более вы в таком виде», — а вид у него самый европейский, и вылезает он из машины «BMW». Но галстук он никогда не носил, не имеет его, стало быть, ресторан ему в этой стране не светит, хотя он и Высоцкий и пр. Ну и посмеялись мы.

«Достаточно,

— говорит, —

того, что я вылезаю из машины «

BMW», мне и в машину самовар принесут...»

Не успели мы оплеванными вернуться к машине — но­вый подарочек: сперли зеркало машины. Вырвали с мясом».

В.Смехов: «В Вильнюсе на гастролях театра помню поездку по городу на Володиной машине. Особый предмет любви и гордости — владение рулем, охота объездить весь свет, не разжимая баранки.

Ехать было вроде бы недолго, поворачивает Володя налево, в пере­улок, замедляет ход, пропускает группу молодых людей, пропустил, выжал газ, машина птицей послушно развернулась, но в момент на­жима на педаль — гулкое эхо в салоне: нелепая шутка — вдарить по багажнику убегающей машины, мол, ах ты, автособственник... Ж-ж-жик! Ну и реакция! Володя в тот же миг перестроил руку и задним ходом, со страшным визгом нагнал обидчиков, еще миг — и он вы­скочил, еще миг — и он влепил пощечину, припечатал доброе на­путствие, еще миг — и он в машине, а еще через миг мы вылезаем у конечной цели... У меня голова идет кругом, а он ухмыляется — ус­пел отойти душой. До сих пор вижу перед глазами финальную кар­тину: немая сцена на тротуаре. Получив на орехи, застыли, открыв­ши рты, храбрецы, пока не исчезли из поля зрения».

Спектакли театра проходили на сцене Дворца профсоюзов.

После спектакля «Добрый человек...» у Высоцкого взяли ин­тервью. Вопросы задавались стандартные, за исключением, пожа­луй, самого первого: «Вы редко играете в кино счастливых, веселых людей. Почему? —

"Я не задумывался как-то над этим, — ответил Высоцкий. — Но, пожалуй, верно: беззаботных людей я не люблю. В наш нервный век даже у легких, общительных людей за душой все­гда есть что-то сложное, какие-то свои проблемы. Человек должен иметь о чем печалиться. Но оговорюсь тут же: мои герои, хотя и не беззаботно веселы, но и не ущербны и не несчастны..."»

Интер­вью под заголовком «Похожий на самого себя» появилось сразу по­сле гастролей на литовском в «Savaites ekranas», на русском — в «Эк­ране недели» № 37.

Из дневника А.Демидовой:

« 5 сентября. Высоцкий, Дыховичный и я поехали после ут­реннего спектакля обедать в лесной ресторан под Каунасом. За ру­лем — Ваня. 200 км — скорость не чувствуется. Высоцкий нервен. Ощущение, что все время куда-то опаздывает. Везде ведет себя как хозяин. Говорить с ним сейчас о чем-нибудь бесполезно — не слы­шит. Его несет.

12  сентября. Прием в редакции газеты «Советская Литва», бес­конечные рассказы Любимова. Мы подыгрываем. Злой Высоцкий. После «Павших» заехали за ним с Дыховичным. Он забрал маши­ну по-хозяйски. Сел за руль, рванул резко с места, и мы помчались. Вечером совместный чай в номере. Общение с ним в таком состоя­нии невозможно...

13  сентября. 8.30 — телевидение. Около двух часов плохой им­провизации. Каждый — в своей «маске»: Любимов о возникновении театра, Смехов — о требованиях к актерам театра, Золотухин — о «Хозяине тайги», Филатов — свои стихи, Высоцкий — песни впе­ремежку из «Паших» и хорошо — «Колея»!.. В 15 часов — прием у секретаря ЦК. Обед. Высоцкий не может усидеть на месте больше пяти минут — чувствую, что сорвется.

... Ваня, Володя — с концерта — отдали мне все свои цветы... Володя, по-моему, начал пить, но пока в форме. Извинялся перед Иваненко... Пересуды за кулисами и по номерам.

14   сентября. Высоцкий запил. Сделали укол. Сутки спит в но­мере. Дыховичный перегоняет его машину в Москву...»

Когда Высоцкий запил, в спектакли, оставшиеся в программе гастролей, срочно вводят Анатолия Васильева.

А.Васильев: «В Вильнюсе во все дырки, которые образовались из-за Володи, ввели меня. Играем дальше. Любимов и Дупак гово­рят: «спасибо», «ты нас выручил, спас», — и все такое... Даже день­ги какие-то выписали за это дело... И вдруг стало известно, что че­рез день на спектакле будут члены литовского ЦК. И сразу бросают­ся Володю отпаивать, ставить на ноги — всякие препараты, уколы... И мне говорят, что этот спектакль будет играть Высоцкий. И тут я завелся:

—   Ни фига! Буду играть я! Или играю я, или — вечером сажусь в поезд и вообще уезжаю.

Я думал тогда об элементарной справедливости: ведь вводы — это траты и нервные, и физические. Пусть роли и небольшие — все равно трудно! Меня обрабатывает Дупак, уговаривает Юрий Пет­рович, а я уперся: или играю, или уезжаю.

Короче говоря, наступает день этого спектакля. В гримерную врывается Володя:

— 

Да ты что? Да ты кто такой?

—   А-а, пошел ты...

И тут начинается... Драки не было, но близко к тому. Он выско­чил из гримерной, но спектакль играл я. Злой был страшно! Даже «злой» — не то слово... И вот в таком состоянии сижу в гостинице.

И вдруг входит Владимир, садится и очень спокойно говорит:

—  

Толя, ты прости меня. Я был неправ.

И тут я внутренне рухнул! Потом я много раз ставил себя на место Высоцкого: "Никогда! Да, никогда в жизни я бы этого не сде­лал! Ну, может быть, через год бы смог... Но чтобы вот так сразу, с ходу?! Нет!.. Все сразу понять, все сразу поставить на свои места, сделать то, что, в общем, и положено было сделать, — вот это меня потрясло! "»

15  сентября закончились гастроли в Вильнюсе. Театр переезжа­ет в Ригу, а Высоцкий в сопровождении Любимова вылетает в Мо­скву. Гастроли в Вильнюсе закончились, а «приключения» — про­должаются.

В Москве «срыв» углубляется. Любимов привез Высоцкого в Москву, сдал в больницу и посчитал свою миссию выполненной. Не до Высоцкого ему было тогда — предстояла вместе с Д.Боровским работа в Италии: в мировом центре оперной культуры миланском театре «Ла Скала» они будут ставить оперу композитора-авангардиета Луиджи Ноно «А1 gran sole caricolo d'amore» («Под солнцем яростным любви»). Успешное обращение Любимова к музыкаль­ному театру было положено в ленинградском Малом оперном те­атре, где режиссер в этом году поставил балет «Ярославна» на му­зыку Б.Тищенко.

И.Дыховичный: «...Любимов редко входил в обстоятельства, обычно устранялся. В Москве Володя задурил-запил и пытался на автомобиле сбивать встречных милиционеров. Я отобрал у него руль. Но он все норовил выкинуться на ходу, и я запер его в машине. А сам выскочил в ближайшую телефонную будку: "Юрий Петрович, помогите, он выбросится". А в ответ услышал: "Я не знаю... я сплю — второй час. Сами разбирайтесь в своем пьянстве... артисты"».

В.Смехов: «Так плохо ему еще никогда не бывало. Он был в ужасном состоянии, рвался куда-то бежать. Если бы не Ваня Дыховичный, который находился при нем неотлучно, может быть, Влади­мир и умер бы тогда». Друзья предлагают Высоцкому сделать «вшив­ку». Он отказывается, да и врач боится: «Он не хочет лечиться, в любое время может выпить — и смертельный исход. А мне — тюрь­ма». Из больницы Высоцкий сбегает.

Депрессия загнала в угол. Он никого не хотел видеть.

«Дай мне умереть!»

— говорил Дыховичному. Хватался за нож, пытался вы­броситься с шестого этажа, но Дыховичный спас его, ухватив за куртку.

И.Дыховичный: «Он сидел в одной комнате гостиничного номе­ра, я — в другой. Он что-то писал, вдруг вскочил, промчался мимо меня на балкон, я физиологически почувствовал, что будет нечто страшное. Еле успел выскочить за ним — он уже стоял по ту сторо­ну балкона. На нем была кожаная куртка — я ухватился за нее, она выскальзывала, и тут он посмотрел мне в глаза. Конечно, я не удер­жал бы его силой. Я удержал его мольбой — он посмотрел на меня и из чистого человеколюбия ухватился за перила».

20 сентября Высоцкий лег в больницу и сделал «вшивку».

26 сентября он вылетает в Ригу по вызову Золотухина, которо­му необходимо лететь на съемки и требовалась замена. В Риге со­стоялось собрание труппы, на котором обсуждали очередной срыв Высоцкого: «Пора с этим заканчивать!», «Это пятно на весь кол­лектив!..»